– А ты не подзеркаливай, папочка своей бабуси! О чем хочу, о том мечтаю! – огрызнулся Семь-Пень-Дыр.
– Ну мечтай! Мечты вообще самое светлое, что есть у человека, а ты их опошляешь, – сказал Ягун.
Таня приотстала, заинтересовавшись поведением Искристого, который выдыхал пламя короткими струями, похожими на огненные плевки. Такая система обстрела гораздо эффективнее, чем быстро угасающий «огненный вал», на который дракон в несколько секунд тратил все дыхание и вынужден был широко распахивать пасть для очередного вдоха. В режиме «огненных плевков» обстрел – хотя менее интенсивный – велся постоянно, пасть же дракона оставалась закрытой и недосягаемой для мяча. Искристый определенно делал успехи и вообще, как боевой дракон, был гораздо опаснее своего сильного, но глуповатого братца Ртутного.
– Ишь, как странно раскладывается колода! К Искристому отошел весь ум Гоярына, а к Ртутному его мощь! Нет чтобы к одному и все вместе! Такой бы славный дракон получился, хоть против сборной Вечности его выставляй! – вслух подумал Соловей О.Разбойник, который, как и Таня, внимательно наблюдал за молодыми драконами.
Рита Шито-Крыто и здесь оказалась в своем репертуаре. Поленившись идти пешком, она материализовалась в воздухе перед носом у оцепеневшего от такой наглости Ртутного. Пока глуповатый дракон соображал, проглотить ли ему Риту целиком или частично, Шито-Крыто ловко спикировала на своей гитаре с прицепом и спрыгнула на песок рядом с Соловьем О.Разбойником.
– Мое почтение тренерскому составу! – сказала она.
Соловей неодобрительно зыркнул на нее своим единственным глазом.
– Ритка, попомни мои слова! Привычка к телепортации никого еще не доводила до добра! Когда-нибудь, телепортировав, ты обнаружишь, что вокруг тебя сплошная скала или океанские глубины…
– Что я, не знаю, где океан? – возразила Ритка.
– Хорошо, даже не океан. Достаточно случайно материализоваться в том месте, где пролетает птица. Ты не первый маг, сгинувший подобным образом!
– Я очень осторожна! Со мной такого не случится! – сказала Рита.
– Надо же какое совпадение! Три четверти обитателей Потустороннего Мира, попавших туда раньше срока, были очень осторожны! Крайне осторожны! – едко произнес Соловей.
Волоча за хвост тяжеленное чучело крокодила, на поле появилась маленькая, но сосредоточенная Маша Феклищева – единственная девчонка, которая, подходя по возрасту юношеской сборной, играла во взрослой. Соловей связывал с ней большие надежды, хотя вслух высказывал это только Тарараху. С Машей же, следуя своему правилу не перехваливать, был суров и придирался к ней больше, чем к остальным.
– Молодец Феклищева! Роста ноль, руки слабые, очки как лупы, зато отваги вагон и драконов чувствует как родных! Еще бы ей ощущение полета, как у Таньки, – цены б девахе не было! – говорил он питекантропу.
– Так ты потому ее на этого норовистого крокодила посадил? Ее ж на нем и не видно! – ухмылялся Тарарах.
– То-то и оно, что поэтому. Пускай помучается. Научится с крокодилом управляться – потом на пылесосе ей вообще делать нечего будет, – кивал Соловей.
Последней на тренировку пришла Лиза Зализина, державшая под мышкой часы с кукушкой.
– Здравствуй, Танечка! Здравствуй, Танюсечка! Как ты спала ночью? Мягкая ли была подушечка? А одеяльце? Шторки Черные тебя не душили? – спросила она приторным голосом.
– Зализина, не устраивай истерику! – буркнула Таня.
– Какая истерика? Ты что, бредишь?.. Я просто сказала: здравствуй, солнышко! Здравствуй, золотце! Здравствуй, кисочка! Как тебе Ванечка Валялкин? Совсем ты его заела, дрянь такая, или только собираешься?
В тоне Зализиной появилось нечто маниакальное. Взгляд ее буравил Таню с такой ненавистью, что у Гроттер кишки по часовой стрелке закручивались.
– Лиза, сделай мне большое человеческое одолжение! Отойди от Гроттер шагов на десять! – велел Соловей О.Разбойник.
Лиза неохотно подчинилась, на прощание одарив Таню еще одним красноречивым взглядом.
– Странное дело, как сильно эти девчонки ухитряются друг друга ненавидеть! Прям песок от ненависти плавится! Вот я, например, Горьянова тоже терпеть не могу, но чтобы так, как Зализина Таньку! Я прост как табуретка! Подрался – помирился, вот и весь разговор! На такую ненависть у меня и батареек бы не хватило! – сказал Жикину, который давно уже опустился на поле, Баб-Ягун.
– О дочери Евы! Коварство имя вам! Я бы скорее согласился родиться в следующей жизни гремучей змеей, чем девчонкой! – понимающе проговорил Жора и закатил глаза.
– Змеей, говоришь? И не надейся! Змеей буду я. А ты, Жика, в следующей жизни родишься горным бараном! Или, точнее, козлом! Винторогим! – сказала Рита Шито-Крыто, внезапно возникая рядом и таинственно наклоняясь к Жикину.
– Ты что, подслушивала? Почему козлом? – не включился Жора.
– Они такие же самовлюбленные болваны! – сказала Шито-Крыто и удалилась в своей непредсказуемой манере.
Жикин проводил ее задумчивым взглядом.
– Блин, злопамятность какая! Ну не хотел я тогда на свидание опаздывать. Случайно так вышло! – буркнул он.
Тренировка была просто чудовищно сложной. Соловей принадлежал к той породе беспокойных тренеров, которые пребывают в состоянии вечного эксперимента так же, как иные лопухоиды находятся в состоянии непрерывного гриппа. Он разбил команду на тактические пары и заставил выполнять сложные фигуры, отдавая пас в высшей, непредсказуемой для противника точке траектории. Сначала ни у кого ничего не получалось. Даже у Тани мяч летел совсем не туда, когда она бросала его в той самой высшей, замирающей точке. Встречный ветер не пускал из груди дыхание, от скорости трибуны смазывались, а поле внизу казалось не крупнее ладони. К тому же нередко мяч приходилось отсылать в положении, когда во время мертвой петли небо и земля коварно менялись местами и соскальзывающие колени едва держались за контрабас.