Майка была презанятная. Спереди крупно выделялся цветной рисунок: двое мужчин жали друг другу руки. Один был плечистый полнокровный работяга, а другой подозрительно тощий, с зеленоватым отливом кожи, франт с выступавшими глазными зубами.
Под рисунком весело прыгали буквы:
Фонд вампиро-российской дружбы им. Германа Дурнева
Первое донорское отделение
Вторая надпись, помещавшаяся на спинной части майки в районе предполагаемых лопаток, деловито сообщала:
1 стакан крови = 2 стакана портвейна + шашлык
Спецпредложение действует только до 30 мая.
Пипа быстро надела майку, повертелась перед зеркалом и осталась довольна.
– Ах, как я хороша! И кому я такая достанусь? Разве что Гэ-Пэ возьмется за ум и наплюет на свою тощую Джейн Петушкофф. Папуля наводил про нее справки, она типичная аферистка.
– А Бульонов? – спросила Таня.
– Хм… И Бульонов, в сущности, ничего. Вон уже под два метра вымахал – Пупперу его и на ходулях не догнать. Только разве на метле, – сказала она мечтательно.
– Прикольная майка! А что там написано-то? – спросила Склепова.
– А, папуля мой чего-то мудрит! Донорские пункты открыл и продает кровь в Трансильванию. Вампиры ему чуть ли не памятники ставят. Обпились кровушки, аж икают. Малютка Скуратофф и тот перед папулей заискивает.
Тане стало скучно с Гробыней и Пипенцией. Ее вновь стали одолевать мысли о Ваньке, Магфорде, Пуппере и матче с невидимками. Она вышла из комнаты и без особой цели отправилась бродить до Тибидохсу. Мелькали и путались коридоры. Лукаво прыгали лестницы. Чьи-то круглые неопределимые лица выплывали из стен. Она и не заметила, как оказалась в тибидохских подвалах где-то вблизи Жутких Ворот.
Сырость и спертый воздух привели Таню в чувство. Она хотела вернуться, но внезапно услышала бубнящий хриплый голос. Из-за поворота стены, покрытой беловатым налетом, похожим на слипшуюся паутину, выплыл Безглазый Ужас.
Он гремел кандалами и угрюмо влекся вдоль пола. От его рубахи отрывались кровавые капли. Падая на плиты, они исчезали. Безглазый Ужас плыл прямо на Таню. Она прижалась спиной к стене, чтобы не столкнуться с ним в узком проходе и не ощутить липкого холода, который бывает, когда сквозь тебя проходит призрак.
– Розовый дым! Я видел розовый дым, порождение Тартара и древней магии! Он клубится там, внутри! Он медленно поднимается! Не пройдет и месяца, как Тибидохс опустеет. Мертвый, заброшенный Тибидохс… Совсем мертвый… Картины, латы, трубка сторожа, книги в библиотеке, скатерти-самобранки, пылесосы… Ничего не тронуто, вещи на месте, только людей нет. Пустота и ужас! Так было в Скаредо, так случится и здесь.
Дядя Герман, бывший директор фирмы «Носки секонд-хенд», бывший депутат и нынешний владыка Трансильвании, грозно смотрел на таксу Полтора Километра, вцепившуюся желтыми зубами в его тапку. Он испытывал смутное желание выбросить собаку в окно, однако, припомнив, на каком этаже живет, очень засомневался в способности таксы к полету.
– Эй ты, псина! Считаю до тысячи, и твоя песенка спета! Девятьсот девяносто восемь, девятьсот девяносто девять!.. Девятьсот девяносто девять на веревочке!.. – грозно сказал он.
Ощутив нехорошие флюиды, Полтора Километра отпустила тапку, зарычала и предусмотрительно забилась под диван. Дядя Герман пнул диван обслюнявленной тапкой и отправился на кухню.
«Ежели б мне, положим, удалось заложить американцам Мировой океан – вот была бы сделка века! Только как убедить их, что он мой? Не-а, лучше буду и дальше русскую кровушку качать. На русскую кровушку спрос стабильный», – размышлял он, проходя длинным коридором. Однако размышлялось ему как-то вяло, лениво.
На душе у дяди Германа было скверно. Он уже пятую неделю позиционно воевал с тетей Нинель. Причиной войны была неприязнь тети Нинель к имени Алена и французским булкам. За что она ненавидела французские булки, было загадкой. Аленой же звали новую секретаршу дяди Германа. Ей было двадцать лет, и она ухитрялась делать ошибки даже в фамилии «Дурнев», причем всякий раз на новом месте. За что дядя Герман держал ее на работе, тете Нинель было совершенно непонятно. И одновременно очень понятно.
– Она славная девушка! Учится заочно, содержит сорокалетнюю мать, одна воспитывает кошку. Ей надо дать шанс! Вчера я лично объяснил ей, как принимать электронную почту. Она крайне быстро разобралась, на какую кнопку нажимать, – с гордостью отвечал дядя Герман.
– Какая доброта! А за что ты уволил на прошлой неделе двух теток из рекламного отдела? Потому что они были замужние и не воспитывали кошек?
– Они сидели в Интернете в рабочее время! Кроме того, они завели себе сетевые дневники и писали там про меня гадости! Якобы я бесчувственная сволочь и на кадыке у меня волосы! Про сволочь – ладно, отнесем это на счет здоровой критики, но кадык у меня совершенно нормальный! – с обидой говорил Дурнев.
– А твоя дура Алена в Интернете не сидит? – колко спрашивала тетя Нинель.
– Нет, вообрази, не сидит.
– Да-а? Не научилась еще? И где же она сидит? У тебя на коленях?
– Ты меня оскорбляешь, Нинель! Лучше позвони по зудильнику Пипе. Узнай у нее, сможет ли она прилететь на летние каникулы, – отвлекая жену, говорил дядя Герман.
Тетя Нинель звонила Пенелопе, долго болтала с ней, однако все равно не успокаивалась. Она даже пошла сегодня советоваться к опытной Айседорке Котлеткиной.
– Знаешь, что мой вампирюка выдумал? Взял себе новую секретаршу! Ноги длинные, головка крохотная! Прям разрывной пулей не попадешь! В голове, кроме дырочек для волос, ничего! Я, когда ее на вечеринке увидела, думала, девица рестораном ошиблась. Ан нет!