Таня Гроттер и колодец Посейдона - Страница 36

– Древесной смерти? Разве мы такое проходили? – удивилась Таня.

Да и голос Ваньки показался ей странным. Она отстранилась, резко обернулась и едва не выпала в окно. За ней стоял Глеб Бейбарсов.

– Откуда ты тут взялся? Да отпусти меня! Давно ты тут? А куда делся Ванька?

Она перекинула ноги через подоконник и спрыгнула в комнату, быстро просчитывая варианты. Предположим, она действительно уснула. Тут был Ванька, потом заглянул Бейбарсов. Ваньке надо было куда-то отлучиться, и он попросил Бейбарсова ее подержать. Вот свинья!.. Нет, что-то тут не сходится.

– Это был ты? Все время? – спросила она подозрительно.

– Да.

– А почему ты не сказал, что это ты?

– Потому что меня никто не спрашивал. И потом, не мог же я допустить, чтобы ты вывалилась в окно?

– Так приличные люди не поступают! Они хотя бы предупреждают, когда их принимают за кого-то другого, – ворчливо проговорила Таня.

Глеб пожал плечами. Он был спокоен, как степной божок. Непоколебимо спокоен.

– А кто тебе сказал, что я приличный? Я даже не светлый. Я некромаг, – заметил он резонно.

Таня отвернулась. Она сообразила, что все, что она теперь скажет, заведомо будет выглядеть нелепо. Может, сменить тему и не зацикливаться на досадной ошибке? А если повернуть ситуацию? Если бы это была не она, а, скажем, Склепова? Гробыня наверняка не стала бы заморачиваться. Ну, полежал ее затылок минут пять на чужом плече – и что? «Пусть теперь не моет плечо до конца жизни!» – сказала бы Гробыня.

– Зачем ты вообще приходил? Просто по-соседски попросить спички? – недовольно спросила она.

Бейбарсов поднял палец и лениво, не применяя никакой видимой магии и не произнося заклинания, выпустил из ногтя короткую синеватую струйку огня.

– Зачем тогда?

Глеб подул на палец.

– Я хотел попросить тебя показать мне остров. Полетать со мной.

– Почему именно меня? У меня на лбу написано, что я экскурсовод-любитель? – подозрительно спросила Таня.

Бейбарсов улыбнулся.

– Мне почему-то показалось, что ты любишь летать. Впрочем, я, скорее всего, ошибся. Многие девчонки побаиваются ночных полетов… Если хочешь, мы полетим медленно на Пилотус камикадзис . Я обещаю тебя не обгонять.

– В самом деле? Вот спасибо!.. Без этого обещания я ни за что бы не полетела!

Уже выдвигая из-под кровати футляр с контрабасом, Таня запоздало сообразила, что ее элементарно подловили. Уязвив самолюбие, умело сыграли на ее любви к полетам.

«Ну и пусть, – подумала она. – Пожалуй, будет неплохо, если мы пролетим перед окном у Валялкина. Это вправит ему мозги насчет магспирантуры. А тебе, мальчик-вуду, я продемонстрирую разницу между ступой и контрабасом. Ты узнаешь, что такое тибидохская ведьма!»

* * *

Вскоре они стояли на крыше Большой Башни, там, где старинный знак Леопольда Гроттера указывал направление на Лысую Гору. Таня провела ладонью по камню, который помнил ее отца.

«Пап, я тут! Пап, я уже старше, чем ты был, когда сбегал ночами из Тибидохса на Лысую Гору», – подумала она с нежностью.

Таня села на контрабас и, указав смычком направление, произнесла Торопыгус угорелус . Влажный ночной ветер упруго толкнул ее в лицо. Если бы не ветер, Таня могла бы решить, что не летит, а зависла над землей. Темнота съедала звуки, скрадывала расстояние. Она съедала даже направление полета, и если бы не темная черепаха Тибидохса внизу и не золотая монетка луны над головой, Таня затруднилась бы сказать, где земля, а где небо.

На несколько минут она забыла о Глебе и удивилась, поняв, что он продолжает держаться рядом. Причем даже опережает ее на несколько метров.

«Ничего себе дела!» – удивилась Таня. Когда они стояли на крыше, она, признаться, подумала о старой ступе с иронией и даже сравнила ее про себя с пустой кадушкой из-под капусты. Одновременно Таня отметила, что Глеб, даже со старомодной ступой, ухитряется выглядеть естественнее, чем тот же Горьянов или Семь-Пень-Дыр на новеньких пылесосах.

Лица Глеба в темноте было не разглядеть. Таня только увидела, что он поднимает руку и подает ей знак. Пока Таня соображала, что это может означать, Глеб заложил умопомрачительный вираж и исчез.

Таня сразу прочувствовала преимущества ступы при выполнении внезапных перестроений и вертикальных маневров. Ступа управлялась короткой видавшей виды метелкой. Когда надо было резко набрать высоту, Глеб вскидывал руку с метелкой. Ступа мгновенно останавливалась и, точно штопор, ввинчивалась в небо. Достигнув нужной высоты, Глеб вновь придавал метелке горизонтальное положение.

Метелка выглядела смешной и растрепанной. В избе у алтайской ведьмы она наверняка валялась где-нибудь за печкой, и ею же под горячую руку колотили домашнюю нежить. Как разительно отличалась она от длинной, с золотыми буквами на рукояти метлы Гурия Пуппера, которой кощунственно было даже коснуться мусора и которая после каждого состязания уносилась особым джинном, и тот, в тишине, расправлял у метлы каждый прутик. Джинн был лично аттестован самой доброй тетей на благонадежность и имел соответствующий диплом об уходе за метлами.

Опасаясь отстать от Глеба, что означало бы явное моральное поражение, Таня подняла руку со смычком и устремилась вдогонку. В отличие от ступы, ее контрабас не был способен к вертикальным перемещениям под прямым углом к земле. Пользуясь этим, Бейбарсов всякий раз менял высоту, заставляя Таню промахиваться и проноситься мимо.

Под конец Таня сообразила, что, если срочно не изменит тактику, ей ничего не светит. Надо заставить Глеба играть по ее правилам. «Посмотрим, насколько хорошо его ступа справляется с мгновенными перевертонами, бочками, змейкой и высшим пилотажем», – решила она. Таня удобно перехватила смычок, и ее контрабас стал чертить в воздухе хитрые вензеля, рассекая ночь стремительными перемещениями. В высшей точке мгновенного перевертона , в который она вошла почти без подготовки, Таня боковым зрением увидела ступу. По тому, как ступа перемещалась, Таня сделала вывод, что Глеб потерял ее и срочно пытается нашарить ее глазами.