– Герман, не размахивай шпагой! Ты разобьешь стекло в шкафу!
– Плевал я на твое стекло! – страдальчески сказал Дурнев и отправился в комнату Пипы.
Здесь он бывал редко, чтобы лишний раз не растравлять душу. Игрушки Пипы и ее компьютер – все осталось так, как в тот день, когда у дочери дяди Германа пробудилась интуитивная магия и ее увезли в Тибидохс. Разумеется, все произошло по вине чертовой Гроттерши! Подумав так, Дурнев бросил гневный взгляд на застекленную лоджию. Мало ее морозили в детстве, эту Таньку! Жаль, нельзя перемотать пленку жизни назад! Дурнев точно не стал бы вторично забирать с площадки футляр контрабаса с орущим младенцем. Он бы осторожно взял его, на цыпочках прокрался к мусоропроводу и спустил бы туда футляр вместе со всем содержимым. А потом бы тщательно протер руки одеколоном. Но, увы! Теперь его Пипочка на Буяне, а вампиры убеждены почему-то, что Буян вскоре станет их островом!
Дурнев опустился на вертящийся стул Пипы, открыл верхний ящик и машинально стал пролистывать попавшуюся ему на глаза старую тетрадь. Под заданием «Придумай задачу на проценты» почерком Пипы было размашисто написано:
...«У меня 100 подруг. В этом месяце я планирую сократить их число на 10 процентов, одновременно увеличив интенсивность и качество дружбы на 15 и 20 процентов соответственно. В следующем месяце я сокращу число своих подруг еще на 10 процентов, увеличив частоту встреч с оставшимися на 20 процентов. Вопрос: буду ли я в проигрыше или в выигрыше?»
Дядя Герман осторожно закрыл тетрадь.
– Боюсь, это тупиковая задача. Интенсивность общения – это вроде как плюс, но не учтено, что сокращенные 20 процентов подруг явно нагадят. Человечество так низко пало, даже я за ним не успеваю, – заметил он грустно.
Дурнев прилег на Пипину кровать и, глядя в потолок, стал ждать Халявия. Оборотень явился только под утро, причем, что-то напутав, материализовался в квартире генерала Котлеткина. Дядя Герман, погрузившийся в недолгий и беспокойный сон, услышал вначале визг Айседорки, а затем сам генерал Котлеткин, воинственно забарабанив кулаками во входную дверь, за шкирку втащил в коридор серебристого волка.
– Ваша зверюга? Получите! – прорычал генерал.
Он повернулся и гордо удалился. Дурнев, с заторможенностью и одновременно с яркостью восприятия только что проснувшегося человека, созерцал жирную складку на шее у генерала, его бритый затылок и красные гулкие пятки.
Затем дядя Герман захлопнул дверь и занялся оборотнем, который как полоумный бегал по коридору и выл. Наконец, зажатый в угол между дверью ванной и антикварной подставкой для зонтиков, где наряду с зонтиками Дурнев хранил спиннинги, а тетя Нинель ракетку для большого тенниса, оборотень послушно перекувырнулся через нож и остался сидеть на полу уже в человеческом обличии.
– Дягилев, друг мой! Иди купи нам что-нибудь на тему шоколада! Выпьем чаю! – сказал он плаксиво.
Дядя Герман переглянулся с тетей Нинель, выглянувшей в коридор в необъятном японском халате, в котором заблудилась бы дюжина гейш.
– А потом? – спросил Дурнев.
– Потом пойдем в пиццерию и возьмем пиццы с пивом… Погуляем, а там вернемся домой и пообедаем, – бойко сказал Халявий и попытался исполнить на полу балетное па, однако сделал это так неаккуратно, что ударился лбом о дверь.
Должно быть, это основательно потрясло его мозги, потому что его внутренняя шарманка моментально перестроилась на иной лад.
– Ты кто такой? А, неважно! Стража, казнить! Это говорю вам я, император Калигула! – взревел он, ткнув пальцем в грудь Дурнева.
– Халявий! – укоризненно сказала тетя Нинель. – Очнись!
– Халявий? Кто это? И его казнить! – капризно приказал оборотень.
В следующие полчаса Халявий ухитрился перебывать и машинкой для наклеивания этикеток, и царем Мидасом, и даже кипящим чайником. Это оказалось самым забавным его воплощением: минут пять Халявий подпрыгивал и, сидя на корточках, булькал губами, а затем с верблюжьей меткостью плюнул в таксу. Наконец оборотня удалось вернуть в рамки начальной личности.
Тетя Нинель с облегчением вздохнула и унесла в комнату Энциклопедический словарь, которым она то и дело несильно вразумляла Халявия по макушке. Доверять такое ответственное дело председателю В.А.М.П.И.Р. она не решилась: тот сгоряча вытряс бы у оборотня все мозги.
– Трансильвания – кошмарная страна! Чихать я хотел на такую истерическую родину ! – заявил он плаксиво и, не обнаружив поблизости родины, демонстративно чихнул на дядю Германа. – Там в Трансильвании одни висельники, вампиры и прочие гады! Ворье позорное, кровососы! Они терзают мне душу своими пошлыми рожами и низкими инстинктами! – добавил он.
– А тут что, нет ворья?
– Братик, тут есть ты, и этим все сказано! Не заставляй меня говорить тебе комплименты! Я краснею! – сказал Халявий, пытаясь зарыться лицом в складки халата тети Нинель.
Дурнева бесцеремонно оттолкнула его.
– Кончай устраивать представление! Все билеты в цирк проданы!.. Что ты узнал? Мы не можем связаться с Пипой!
– С вашей Пипенцией только свяжись, – парировал Халявий. – Ладно, мамуля, не надо брутальности! Вы все узнаете, только по порядку. В моей голове так много беспорядка, что хоть какой-то порядок в рассказе строго необходим. Первым делом в Трансильвании я навестил своего знакомого трактирщика.
– Я так и поняла. Не дыши на меня!
Халявий хикикнул.
– Я был вынужден, мамуля! Было бы странно зайти в трактир, встретить товарища и не выпить с ним стаканчик-другой. Трансильвания – страна, где каждый подозревает каждого. Везде цепные псы-волкодавы. Собаки ростом с телят! На губах клочья пены, на вампиров и оборотней нюх! И не залает – сразу в глотку вцепится. Оно, конечно, и наши не сахар, да только эта мнительность ни в какие ворота уже не лезет! У каждого наготове осиновый кол! Пули все серебряные. В лесах – в самом буреломе – непременно какой-нибудь вампироборец поставит крест. Приляжешь днем отлежаться, глаз не сомкнешь, всю душу вывернет. Ни сна, ни отдыха… Дитенка бывало какого подкараулишь, весь день в засаде просидишь – а он тебе – раз! – святой водой из пузырька в самую морду! Кошмарная жизнь!